Илья Махов. Стихи

НЕ КОРОЛЕВА

За Вами ход. Фигуры на доске.
Забудем всё, что было между нами:
И первый взгляд, и ту, на волоске,
Почти любовь - цветное оригами.

Забудем! На полдня. Себя самих.
Красиво, правда? Это нам не ново.
Мои мечты сбывались у других.
И ты сбылась. Сбылась. Но у другого.

Скажите "нет"! Молчите Вы больней.
Вам нравятся глаза марионетки?
Одна беда - корабль сел на мель,
У Ваших ног. На шахматные клетки.

Пришлось, сойдя на чёрно-белый лёд,
За шагом - шаг ступать дорогой зыбкой,
Просчитывать три раза наперёд
Свои ходы. Без права на ошибку.

А я хотел что мыслю - говорить,
Внезапностей безудержных эмоций.
Чего ещё? Наверное, любить...
Не думая: "А чем всё обернётся?"

Ты мой симптом. Тебя во мне - на треть.
Банальная болезнь. Диагноз - юность.
Осталось пережить. Переболеть,
Передышать, чтоб больше не вернулась.

Видать, у Вас в крови - ходить конём.
Твой новый ферзь достоин всех оваций.
Я к Вам на ты. Из гордости, при нём.
Без шанса пред тобой с колен подняться.

Я вот, что понял (сверженный король),
Из всех тех слов, что ты сказать успела -
Я не игрок. Но оттого вся боль,
Что ты, увы, никак не королева.

  

ЛУНА

Я сегодня, мама, допоздна.
Да... ещё с одною разминулись.
Всё. Над пустотой промозглых улиц
Ночь висит. И рыжая Луна.

Здравствуй! Не ждала? А я к тебе!
До утра. Гуляка прирождённый.
Будешь как всегда непринуждённо
Взглядом обводить меня с небес?

Как мужик за треснувшим стеклом,
Бампером помятым улыбаясь -
Смачно перед сном поцеловались
Два автомобиля за углом.

Господи, какой во мне изъян?
Эти говорят, что я бесстыжий,
Хоть убей - я этого не вижу!
И не потому, что в стельку пьян.

Эта мне сказала, что я хам,
Нахрен никому такой не нужен.
Извини, что шлёпаю по лужам,
По твоим, родная, зеркалам.

И на кой они мне все сдались?
Нынче, все такие привереды.
Вот возьму, к тебе и перееду!
Завтра! На оставшуюся жизнь!

Что такого? Одинокая Луна -
Парня вечерами слушать склонна,
Молода, мила, бесцеремонна,
Главное - навеки мне верна!

Выйду я - она уже горит!
Скромная моя, ночная бестья,
Сколько мы уже с тобою вместе?
Без цветов, истерик и обид.

И вдвоём уже на раз-два-три
Возвращаемся. Знакомая часовня.
То ли нас завидев, то ль спросонья
Вдоль дорог мигают фонари.

Мама, я иду уже, алло...
Новую нашёл! Да не с вокзала...
Эта аж до дому провожала!
Боже, как мне с нею повезло!

 

ДРУГИЕ МЫ

Она пахла арбузным "Холлсом".
Не завязывала шнурки
Ярко-розовые. Заколки -
Как ромашки и как жарки.

Рисовала сердечки парой
Между нотами "ре" и "ми";
С фиолетовой бас-гитарой
Коротала немые дни.

Я, актёр многолюдной сцены.
Молчаливый, как первый снег,
Только с нею на переменах
Окунался в весенний смех.

Слышал голос её доселе
Вне пространства и вне минут:
- Облака, из зефира звери,
В неизвестность, как мы, плывут.

И дарила, как запах хвои,
Свой простительный милый бред:
Мол, не будет всегда такою,
Мол, изменится в двадцать лет.

Всё закончилось. Скоро. Всуе.
Так же быстро, как...
                           началось.
И отныне себе рисуем
Мы отдельно от оси - ось.

Удивлялись, в какой мы ссоре?
Не ругаемся. Не кричим.
В миллионе таких историй -
Миллионы своих причин.

В это трудно теперь поверить,
Но однажды в тени аллей
Я, гуляя в центральном сквере,
Повстречался под вечер с ней.
 
Я спросил её: "Ты нас помнишь?"
- Да.
"Вернёмся с тобой на ноль?"
А она мне:
- К чему ты клонишь?
Я - другая.
И ты - другой.

Она пахнет арбузным "Холлсом".
Не завязывает шнурки
Ярко-розовые. Заколки -
Как ромашки и как жарки.

И рисует сердечки парой
Между нотами "ре" и "ми";
С фиолетовой бас-гитарой
Коротает немые дни.

Я всё тот же актёр без роли.
Извините, любил - живьём.
Забываю в сетях пароли,
Ибо в них имена её.

Нам за двадцать. Метель. Моргаю.
Как изменчивы все миры.
Думал я, уж земля - другая,
Оказалось, другие - мы.

 

Я НЕ ПИШУ ПРИЗНАНИЙ НА АСФАЛЬТЕ

Я не пишу признаний на асфальте,
Не потому что посмывают их дожди.
По ним пройдут. Ногами! так ступайте,
Чтоб не пройтись по чьей-нибудь любви.
Поосторожней - не спасают и бордюры,
Хранящий знает, что любовь не для афиш.
Она такая вещь:
где увертюра?
где эпилог?
              Порой не различишь.
И то ли испытанье, то ли чудо,
Соната, серенада или блюз.
И странно слышать мне, ей-Богу, отовсюду
Не робкие "Люблю! Люблю! Люблю!"
Сегодня - ту, полмесяца - другую,
И памяти не хватит для имён.
И плачут, и страдают, и ревнуют,
Ну, как в кино. Причём со всех сторон.
Смеётесь...
Но любя, не забывайте:
Для нежных чувств дорога холодна,
Я не пишу признаний на асфальте -
Их все прочтут.
Но только не она.

 

БОЛЬШАЯ МЕДВЕДИЦА

И сказать-то кому? Водомерке речной?
То, что людям с обиды не верится.
Выйдешь к берегу в ночь и шепнёшь: "Кто со мной?" -
Лунный серп да Большая Медведица.

Днями мерить отсюда дорогу домой,
А тоска и тоской не измерится.
Глянешь ввысь и промолвишь: "А есть кто родной?" -
Лунный серп да Большая Медведица.

То ли кажется мне, то ли воздух прогорк
В эти сумерки длинные-длинные,
И туман белоснежный с расчёсанных гор
На озёра сошёл Лебединые.

Я пропахся травой и кострищем седым,
На меня ли ты, ветер, так сетовал?
Вроде тот же огонь, вроде этот же дым,
Только слёзы совсем не от этого.

Как родное всё, впрямь, - а мои же следы,
Да и те не по-своему стелются.
Вот и греют меня в этот час у воды
Лунный серп да Большая Медведица.

 

ЧЕРСТВЕЕМ, ГОСПОДА

И снег-не снег,
а с неба белый пепел.
И я-не я,
всё приторный апрель.
Черствеем, господа, и я заметил:
Мы с вами были мягче, чем теперь.

Во всём любовь сегодня виновата,
Да не выходит, чтоб "ни слова о любви" -
Сквозит сама.
В рассветах и закатах.
Во вдохе каждом.
Каждом "се ля ви".

И даже пусть наигранная где-то,
С мурашками как будто по спине,
С красивостью, а ля "мерцанье света".
Ей сдержанности капельку б -
А мне?
От искренних порывов отстраняться?
Оправдывать кого-нибудь в толпе?
Запутался.
В сплетеньях декораций,
В событиях, влюблённостях.
В себе.

Не хочется быть кем-нибудь согретым.
На чей-то перестраиваться лад.
Давайте.
Подымите сигаретой,
Мне, право, люб свинцовый аромат.
В нём сотни проливных воспоминаний,
Последняя предутренняя дрожь.

Какого чёрта тянет к местной пьяни?
Куда, судьба, под рученьки ведёшь?

Не стряхивай.
В тени хватает пепла,
По тротуарам - иссочившийся апрель.
Черствею, господа.
Что? Не заметно?
да...
Раньше было проще, чем теперь.

  

РАСКРАСКА

Переступая за параллели, 
И представляясь себе взрослее,
Кто скомкан горем, кто сном обласкан,
Но все мы дети, а мир - раскраска.
В неё ворвавшись по чьей-то воле,
Не зная радуг и цвета зорей, 
Мы начинаем. Сначала - мелом,
Неаккуратно и неумело.
Но помним долго тот белый кальций:
Он остаётся, въедаясь в пальцы.
Уходят годы. И люди - тоже.
Мы понимаем, что стали твёрже.
И красим жадно всё, чем дышали,
Уже цветными карандашами.
Кто пишет сказки, кто верит в мифы,
Кто сильно давит - ломает грифель.
Лист - за листом. За днями - ночи.
Проходит юность. Рисуем - точим.
Но всё придётся, что б ни хотели,
Менять на слёзы и акварели.
Приноровившись - зелёной, синей.
И мы выходим из прежних линий,
Осознавая, что всё напрасно:
Шедевры пишут, известно, маслом.
В ладошку - тюбик и с новой силой - 
Мазки, палитры, нетерпеливо...
Как вдруг заметим в немой работе,
Что не осталось пустых полотен.
И ледяные нахлынут мысли,
Замрут ресницы, падут все кисти.
Штрихом последним, что жизнь хранила,
На холст твой лягут её белила. 
И оглянувшись на отголоски,
Увидит кто-то одни наброски,
Другие — стоя и не робея,
Назад посмотрят, как в галерею.
Но возвращаясь, порой тоскуя,
Будь то в музей, будь — в мастерскую,
Нам станет ясно в цветастых плясках,
Что все мы дети, а мир — раскраска.

 

ЛИФТ В ОБЛАКА

Синие кеды. Грязь. По привычке шагаю робко.
Восемь ступеней вверх и налево. Я нажимаю кнопку.
Слышен сроднившийся скрежет стальных артерий - 
Лифт в облака. Предо мной открывает двери.

Эта кабина с того момента - моё плацебо.
Да. Ни куда-нибудь там. А плавно и прямо в небо.
Не потому, что седьмой этаж и на площадке дымно,
Не потому, что тросы натужные пели гимны.

Всё куда проще: помню, она заходила первой,
Мы закрывали глаза и сливались в слепых маневрах.
Я целовал её. Долго. Стоя спиной к панели.
Створки смыкались. Этаж - на ощупь, и мы летели.

Мне казалось, что путь до неё бесконечно долог,
Как дорога от Пса до Цефея без остановок.
И я видел ночные огни, мегаполисы, автострады,
Рождение солнц и галактик, серебристые звездопады!
Чудился голос диспетчера: "Вы на своей орбите,
Любится до небес - по-космически и любите."

Стены исписаны, лампа мигает, стою у входа.
Как мы здесь ездили? Всюду окурки последней моды.
Кто-то из здешних набрал "03" и своим сопрано
Вымолвил: "Юношу. В дурку. Странный он. Очень странный..."

Лифт в облака. И один исход. У подъезда - машина скорой.
В сердце - она, а в каждом из снов - её взгляд с укором.
Что остаётся, выйдя навстречу к людям в халатах?
Верить, что только положат с нею в одну палату.

  

ТЫ ДЫШИШЬ

Ты дышишь.
Так, как свойственно морям.
В твоих прибоях, северных и южных,
Я слышу: «Ваша боль — то боль моя»
Скрывать не нужно.

Но в этом мире сбившихся широт,
Где света луч уже несмел и редок,
Ты выбираешь холод и расчёт
Себе во кредо,

Чтобы спастись. От боли и утрат.
От тяги к ним, от лишних встреч с собою.
Не лги себе. Слеза не конденсат.
Любовь не сбои.

И в ровном взгляде нет-да вспыхнет жизнь.
В словах твоих —  размер и плавность вальса.
Мол, чувства — ложь и сердце — механизм,
Как ни старайся —

Ты не машина. Помни и в бреду.
Цени себя. За стойкость и за храбрость,
За своенравие, за ум, за прямоту,
За вкус и … слабость...

За каплю слабости (пардон), что на корню
Так рьяно ты стремишься уничтожить,
Из-за которой с чьих-то уст «люблю»
Сорваться может.

Я знаю как болезненно взрослеть.
Но быть с тобою и легко, и сладко.
Впитайся. Ни на четверть. Ни на треть,
А без остатка

И будь во мне.
Пусть я — всего лишь миг
В твоей Вселенной, в Ньютоновских играх.
Открыта книга. Лучшая из книг.

                                                Я твой эпиграф.

 

ДАЙТЕ НОЖНИЦЫ

Дайте ножницы. Я вас вырежу!
Аккуратно, но навсегда!
Да, из сердца дурного, или же
Не вторгайтесь вообще туда!
На совсем. Со своими лунами.
Я весь в кратерах после вас.
И не жгите чертами юными
Без того опалённых глаз.
Как беда — сразу все рассказчики
Вспоминают, к кому идти.
Дай вам миг — вы меня растащите 
На сочувствие, жалость и
Разбредетесь по вашим пристаням
Рассекая морскую дрожь.
Вместе мы и в цунами выстоим,
Но скажите мне, отчего ж
Вечно кажется, что некстати я?
И дыхание затаив,
От объятия до объятия,
Ожиданием только жив.
В благодарность не будьте нежными
И к рукам не тяните рук.
Вы ведь кормите так надеждами,
Что я больше, чем просто друг.
А я верю до безоглядности,
И сомнение не грызет.
Мне не нужно незаурядности,
Будьте рядом со мной.  И все.
У обрыва я. Шансов нет почти.
Дунуть только — и вниз мой путь.
И ни выступа, и ни веточки - 
Зацепиться за что-нибудь.
Но заложник своей же робости,
Все отдам, об одном прошу:
Оставляя меня у пропасти,
Мой не трогайте парашют.
Где бесстрашие? гордость тоже где?
К чёрту! Розданы твердь и стать.
Дайте ножницы, если можете
Вообще мне хоть что-то дать!

 

МАСКИ СНИМАЮТ ВЕЧЕРОМ

А маски снимают вечером.
И время берут взаймы.
Нас беды очеловечили,
Мы правдой закалены.

Быть сильным? -
Лишь сильно сказано.
Не просто: уметь прощать,
С сердцами! учиться разуму,
Как двигаться и дышать.

И страшно в себя заглядывать:
Там холодно и темно,
И к свету стремиться зря было:
Обжёгся я больно, но

за снами иду лукавыми.
Не спутать бы их и явь.
Мне только к родной бы гавани,
По воздуху или вплавь!

Что ясно? - 
Вернуться не к чему.
На лицах - следы вины.
Но маски снимают вечером,
А время берут взаймы.

 

ХУДОЖНИЦА

Там, за четвёртым кварталом, налево, как помнится,
Взмахом руки разводя мосты,
На седьмом этаже трёхэтажки жила художница.
Она видела то, что не видишь ты.
Запечатлеть её лик не смогла ни одна фотография,
Никто у неё не бывал и не видел её картин,
Говорили только, что старые кисти в руках её
Превращались в невиданных балерин;
И они танцевали вместе, иногда и до полдесятого,
По извилистым дугам стальных перил.
Ей хватало белил для счастья. И она не плакала,
Что её никто до беспамятства не любил,
Что соседи с опаской шептались: "Она сумасшедшая,
Улыбается небу и верит в страну вещей,
Уже взрослая, а говорит, что в гости приводит лешего,
Ни детей и ни мужа, не может сварить и щей".
Однако Художницу все эти злые слова не трогали,
Она, как и прежде, ни на кого не таила обид,
Ночевала на крышах, ходила лесными дорогами
И считала снежинки в покровах своих Антарктид.
А однажды её не стало. Но ветви ни чуть не дрогнули,
У Невы не рассыпался в щебень речной гранит,
Дороги не треснули, капли не стали стёклами,
Даже планеты и те! не сошли с орбит!..
Только жильцы, войдя в её дом, глазам не поверили
И невольно подумали, после тесных своих квартир:
"Сколько ж мы на пустых людей убивали времени,
А за дверью напротив не заметили целый мир".

ЗЕМЛЯ

- Скажи мне, Отче, что вон там вдали
За звёздной мглой, то ярче, то слабее,
Но так печально и устало голубея,
Кружи́тся медленно в космической пыли́?

"О-о... там Земля. Земля... И целый мир земной,
По чьим морям Луна дорожки стелет,
По чьим обветренным просторам и доселе
Журчит вода и сыплет снег зимой."

- А е́сть там кто?
"Там люди видят сны,
Прикованные слабостью к постелям,
Там плачут матери в февральские метели,
А сыновья не возвращаются с войны,

Там много бед, разлук, и сердце их болит,
Но всё равно, смеясь, встречают вёсны
И смотрят иногда всю ночь на звёзды,
Шепча слова своих земных молитв...

Спешат...
Спешат домой, спешат пожить,
Страдают, ждут, бегут, стреляют в спины,
Щадят убийц порой, карая неповинных"
- А любят?
"До смерти. Им свойственно любить."

- Но как же так? На чём тот мир стоит,
Когда так часто юных там хоронят?
И как живут, когда он в их ладонях
Следами слёз, как кружевом увит?

"Не знаю... говорят, они поют...
А отпуская, не захлопывают двери,
И верят в светлое, в добро, в святое верят,
И потому ещё, наверное, живут..."

Укутав пухом синие моря,
За звёздной мглой, то ярче, то слабее,
Но так печально и устало голубея,
Кружи́тся медленно Земля...
Земля...
Земля...

СКОЛЬКО МОГИЛ ВДОЛЬ РОССИЙСКИЙХ ДОРОГ

Сколько могил вдоль российских дорог -
Звёзд в потревоженной но́чи.
С севера ль едешь... на юг.. на восток -
Только венки у обочин.

Чья-то сестра, чей-то брат иль отец,
А под осинами - дети...
То ли оградки стоят, то ли лес,
То ли их вздох, то ли ветер...

Тут по зиме белоснежный покров,
Лёд на озёрах лебяжьих;
Сколько в лесах деревянных крестов,
В рощах берёзовых - кладбищ.

Где-то петляет и к ним колея,
В сизой дали́ пропадая.
Ну, не рождает нам столько земля,
Сколько потом забирает.

"Кто ваши жизни с собою унёс?
Что же под небом вам снится?" -
Тихо в ответ. Только в те́ни берёз
Густо цветёт медуница.

 

ВЛЮБЛЁННЫЕ ОБЩАЮТСЯ ГЛАЗАМИ

Не зарекайся никогда, и не клянись
Ни вечной верностью, ни истинной любовью;
Я столько клятв наслышался за жизнь,
Но ни одной исполненной не помню.

А сколько фраз пустых услышать мне пришлось!
Где много слов, всегда не много смысла.
Мне хватит взгляда, брошенного вскользь,
Да блеска радости в глазах твоих искристых.

Не обещайся впредь. Ни слова. Никому.
Ведь в жизни, знаешь ты сама, бывает всяко,
И если вдруг ты скажешь, я пойму
Лишь с первых слов. Без пафоса. Без знаков.

Не надо, знай же, мне ни в полдень, ни в ночи
Свою любовь доказывать словами.
Молчи, покуда зряча ты. Молчи, -
Влюблённые общаются глазами...